Жизнь. Проблема Таймыра.

Материальное положение Группы никеля еще более окрепло через полгода, когда нас приобщили к проблеме Норильска.

Норильск!

Еще в сороковых годах прошлого века А.Ф.Миддендорф, от­казавшийся от пыльной кафедры в Киеве во имя посещения Тай­мыра, писал об угольных месторождениях этого края.

В семидесятых годах купец П.М.Сотников выплавлял здесь медь из окисленных руд горы Рудной.

В 1915 году студент Томского технологического института А.А.Сотников изучал месторождение и собрал коллекцию гор­ных пород и угля.

В 1919 году питомец нашего института Николай Николаевич Урванцев изучил эту коллекцию, а затем открыл колчеданную линзу горы Рудной.

В 1922 году питомцы нашего института Борис Григорьевич Карпов (1904) установил, что Норильские руды не медные, а медно-никелевые, а Николай-Николаевич Подкопаев констати­ровал их платиноидность.

В 1925-28 годах Николай Пудович Асеев со своими учени­ками впервые изучал металлургическую переработку этих руд.

Краткая, сухая и в то же время колоритная справка.

В те времена Норильск был в ведении НКВД и я стал до­вольно частым посетителем дома три по улице Кирова. Здесь норильской проблемой ведал Горный отдел, возглавляемый Пав­лом Ефимовичем Ахаровым – квалифицированным и разносторон­не образованным инженером и умным руководителем с широким кругозором. С первых же встреч у нас выявилась общность взглядов на задачи исследователей и установились отношения взаимного уважения и доверия.

Показательно, что в Горном отделе работало всего несколь­ко человек – в том числе питомцы нашего института Илья Исакович Гинзбург (    ) и Иван Трифонович Гуштюк (1911).

Первого из них абсолютно точно охарактеризовал Констан­тин Федорович – Ильюшка чертовски талантлив, но безудерж­ный фантазер, а в житейских делах великий путаник. Неболь­шого роста о предрасположение к полноте, меланхоличный и рассеянный, стопроцентно штатский по фигуре, походке, ма­нере держаться и говорить, и в то же время облеченный в ни­как не вязавшуюся с его обликом форму – он невольно вызы­вал улыбку. Ведая наукой он мог часами увлекательно рассуж­дать о высоких материях, но вносил невероятный сумбур в ре­шение любого практического вопроса* Впрочем будущее Ильи Мсаковича – степень доктора геолого-минералогических наук и сотрудника Академии – отнюдь не было для меня неожиданным.

Полной противоположностью оказался Иван Трифонович. Про­фессор С.Е.Андреов сказал о нем: дельный инженер, настоя­щий человек и знает себе цену. От соратников Гуштюка по Дальнему востоку я тоже слышал о его независимом характе­ре. При этом мне неизменно импонировали его интерес к altamater, и готовность помочь в наших маленьких нуждах без особых просьб.

Здесь же – в Горном отделе – я познакомился с тогдашним главным геологом Норильского комбината Воронцовым, который, конечно конфиденциально, рассказал как было принято реше­ние о строительстве комбината. На заседании Политбюро Ста­лин внимательно выслушал его краткое сообщение о рудной базе, перспективах ее освоения и задал несколько вопросов. Присутствующие подали одобрительные реплики. Сталин начал вспоминать о своей ссылке в Курейку – в трехстах-четырех­стах километрах от Дудинки и Норильска – и делиться своими впечатлениями о Туруханском крае. На этом все и кончилось.

В свете сегодняшнего дня решение о строительстве Нориль­ского комбината должно быть отнесено к категории волевых, и, тем не менее, вряд ли кто-нибудь назовет его ошибочным.

Подготовленный мною договор предусмотрел выполнение ог­ромного объема работ. Его завизировали Гинзбург и Ахаров.

Я выразил все статьи сметы в процентах одна от другой и тем самым проложил путь к сердцу фетишизировавшего цифирь фи­нансиста. Осталась подпись высокого начальства, и в этот момент милейшего моего Илью Исаковича одолели сомнения – правильно ли все сделано и не обошел ли я его в чем-нибудь. Невероятно обозлившись я так рявкнул, что мой оппонент в панике стушевался. Но спустя пару месяцев он вое с тем же приехал в Ленинград и лишь детальное рассмотрение всех по­зиций договора в присутствии всех руководящих работников Группы никеля да еще под протокол – восстановило наконец душевное равновесие нашего босса, который, после целого дня мучительных раздумий, к чести его будь сказано, имел му­жество признать свою неправоту.

Договор на проведение норильских исследований заставил меня срочно вернуться в Ленинград. Последним Енисейским пароходом мы отправили на Таймыр нашего сотрудника – моло­дого инженера , по бывалого человека – Леонида Андреевича Кричевского (1935). Плодотворно проработав там зиму он полностью обеспечил все наши изыскания необходимыми материалами. Честь и хвала ему за это.

Тридцать лет без единого дня перерыва имела наша Группа бесперебойное хоздоговорное финансирование я целеустремлен но направленную тематику – до того времени когда ее пре­вратили в бюджетную проблемную лабораторию. И ни одной рекламации по качеству. Вот вам и дутые акции!