Жизнь. Проблема Таймыра.
Материальное положение Группы никеля еще более окрепло через полгода, когда нас приобщили к проблеме Норильска.
Норильск!
Еще в сороковых годах прошлого века А.Ф.Миддендорф, отказавшийся от пыльной кафедры в Киеве во имя посещения Таймыра, писал об угольных месторождениях этого края.
В семидесятых годах купец П.М.Сотников выплавлял здесь медь из окисленных руд горы Рудной.
В 1915 году студент Томского технологического института А.А.Сотников изучал месторождение и собрал коллекцию горных пород и угля.
В 1919 году питомец нашего института Николай Николаевич Урванцев изучил эту коллекцию, а затем открыл колчеданную линзу горы Рудной.
В 1922 году питомцы нашего института Борис Григорьевич Карпов (1904) установил, что Норильские руды не медные, а медно-никелевые, а Николай-Николаевич Подкопаев констатировал их платиноидность.
В 1925-28 годах Николай Пудович Асеев со своими учениками впервые изучал металлургическую переработку этих руд.
Краткая, сухая и в то же время колоритная справка.
В те времена Норильск был в ведении НКВД и я стал довольно частым посетителем дома три по улице Кирова. Здесь норильской проблемой ведал Горный отдел, возглавляемый Павлом Ефимовичем Ахаровым – квалифицированным и разносторонне образованным инженером и умным руководителем с широким кругозором. С первых же встреч у нас выявилась общность взглядов на задачи исследователей и установились отношения взаимного уважения и доверия.
Показательно, что в Горном отделе работало всего несколько человек – в том числе питомцы нашего института Илья Исакович Гинзбург ( ) и Иван Трифонович Гуштюк (1911).
Первого из них абсолютно точно охарактеризовал Константин Федорович – Ильюшка чертовски талантлив, но безудержный фантазер, а в житейских делах великий путаник. Небольшого роста о предрасположение к полноте, меланхоличный и рассеянный, стопроцентно штатский по фигуре, походке, манере держаться и говорить, и в то же время облеченный в никак не вязавшуюся с его обликом форму – он невольно вызывал улыбку. Ведая наукой он мог часами увлекательно рассуждать о высоких материях, но вносил невероятный сумбур в решение любого практического вопроса* Впрочем будущее Ильи Мсаковича – степень доктора геолого-минералогических наук и сотрудника Академии – отнюдь не было для меня неожиданным.
Полной противоположностью оказался Иван Трифонович. Профессор С.Е.Андреов сказал о нем: дельный инженер, настоящий человек и знает себе цену. От соратников Гуштюка по Дальнему востоку я тоже слышал о его независимом характере. При этом мне неизменно импонировали его интерес к altamater, и готовность помочь в наших маленьких нуждах без особых просьб.
Здесь же – в Горном отделе – я познакомился с тогдашним главным геологом Норильского комбината Воронцовым, который, конечно конфиденциально, рассказал как было принято решение о строительстве комбината. На заседании Политбюро Сталин внимательно выслушал его краткое сообщение о рудной базе, перспективах ее освоения и задал несколько вопросов. Присутствующие подали одобрительные реплики. Сталин начал вспоминать о своей ссылке в Курейку – в трехстах-четырехстах километрах от Дудинки и Норильска – и делиться своими впечатлениями о Туруханском крае. На этом все и кончилось.
В свете сегодняшнего дня решение о строительстве Норильского комбината должно быть отнесено к категории волевых, и, тем не менее, вряд ли кто-нибудь назовет его ошибочным.
Подготовленный мною договор предусмотрел выполнение огромного объема работ. Его завизировали Гинзбург и Ахаров.
Я выразил все статьи сметы в процентах одна от другой и тем самым проложил путь к сердцу фетишизировавшего цифирь финансиста. Осталась подпись высокого начальства, и в этот момент милейшего моего Илью Исаковича одолели сомнения – правильно ли все сделано и не обошел ли я его в чем-нибудь. Невероятно обозлившись я так рявкнул, что мой оппонент в панике стушевался. Но спустя пару месяцев он вое с тем же приехал в Ленинград и лишь детальное рассмотрение всех позиций договора в присутствии всех руководящих работников Группы никеля да еще под протокол – восстановило наконец душевное равновесие нашего босса, который, после целого дня мучительных раздумий, к чести его будь сказано, имел мужество признать свою неправоту.
Договор на проведение норильских исследований заставил меня срочно вернуться в Ленинград. Последним Енисейским пароходом мы отправили на Таймыр нашего сотрудника – молодого инженера , по бывалого человека – Леонида Андреевича Кричевского (1935). Плодотворно проработав там зиму он полностью обеспечил все наши изыскания необходимыми материалами. Честь и хвала ему за это.
Тридцать лет без единого дня перерыва имела наша Группа бесперебойное хоздоговорное финансирование я целеустремлен но направленную тематику – до того времени когда ее превратили в бюджетную проблемную лабораторию. И ни одной рекламации по качеству. Вот вам и дутые акции!