Несколько заключительных слов

Никак не предполагал, что «Воспоминания» будут так меня волновать, заставят вновь и вновь переживать былое. И вот дописана последняя строка.

Знаю, что попытка моя неудачна. И утешаюсь одним: хоть плох, но свое и по-своему.

Задайся я целью создать технический или даже историко-технический трактат, что делал не раз, это далось бы мне неизмеримо легче и, вероятно, привлекло внимание более или менее широкого круга читателей. «Воспоминания» – чтиво для самых близких. Пусть же они не посетуют, что я передаю им свои записи в первозданном виде, такими, как они вылились из-под пера, без литературной обработки, стилизации, а, главное, не только без существенного сокращения, но даже с громоздкими дополнениями, внесенными при просмотре напечатанного текста.

В моих записных книжках побывали разновременно тысячи фамилий, хотя вношу я туда в основном только тех с кем общаюсь более или менее систематически. Но и пятая часть из них не попала в мое досье. А ведь мне посчастливилось общаться с огромным количеством исключительно интересных людей. Я лишь вскользь упомянул о герое социалистического труда академике Николае Петровиче Сажине с именем которого связано становление редкометальной промышленности нашей страны. И вряд ли кто знает, что он один из крупнейших знатоков и коллекционеров жуков. Прихожу к директору Гиредмета – известному специалисту по монокристаллам доктору-профессору Борису Андреевичу Сахарову. Уехал. Куда? Был в Мадриде, сейчас в Барселоне. Зачем? Разве не знаете, что он вице-президент всемирной ассоциации по шахматным этюдам! Сорок лет знаком я с доктором-профессором Александром Альбертовичем Цейдлером. В газете «Вечерняя Москва» было напечатано: известный профессор А.А. Цейдлер, который изобрел никель, занял первое место в яхт-гонках на Москва реке. А он еще конькобежец, лыжник и… филателист. Узы добрых отношений и взаимного благожелательства связывают меня с неупоминавшимися или лишь вскользь упоминавшимися ранее крупнейшими специалистами по никелю – дерзновенным Николаем Васильевичем Гудима, тишайшим, но мудрым Михаилом Ивановичем Захаровым, маститым Александром Алексеевичем Нироновым, блистательным Владимиром Яковлевичем Позняковым, великими тружениками Яковом Давыдовичем Рачинским, Владимиром Михайловичем Цейнером, Яковом Петровичем Шейном, Борисом Владимировичем Липиным. Если же пройтись по всей периодической системе, да еще обратиться к специальностям смежным с металлургией – имя им будет легион. Я в приятстве с доктором-профессором Абрамом Наумовичем Зеликманом, Димитрием Николаевичем Клушиным, Димитрием Ивановичем Лисовским, Григорием Абрамовичем Меерсоном, Спиридоном Ивановичем Митрофановым, Александром Леоновичем Ротиняном, Константином Васильевичем Сушковым, Николаем Андреевичем Филиным, Давидом Михайловичем Чижиковым и многими другими. Я преклоняюсь перед талантом, эрудицией и потрясающей работоспособностью доктора технических наук-профессора Якова Борисовича Кальницкого и доктора технических наук Вольфа Лазаревича Хейфеца, перед необычной разносторонностью доктора-профессора Василия Александровича Пазухина, перед высокой внутренней культурой Бориса Львовича Грановского. Я был очевидцем рождения «кипящего слоя» и до чрезвычайности затрудненного продвижения к докторскому пьедесталу автора этого замечательного метода – Григория Яковлевича Лейзеровича. Да что «кипящий слой»… На мою долю выпало счастье быть современником становления всей советской цветной металлургии, всей промышленности нашей страны, а ведь это все люди и люди. Я хорошо знаю своего однокашника, действительного члена Академии наук Казахской ССР, активнейшего участника создания современного производства цветных металлов на Урале – Василия Ивановича Смирнова. На протяжении многих лет я был связан по работе с бурнопламенным Хосрамом Кургиновичем Аветисяном, деликатнейшим Анатолием Ивановичем Беляевым, мятежным Владимиром Андреевичем Ванюковым, сумрачным Федором Михайловичем Лоскутовым, организованнейшим Николаем Никифоровичем Мурачем, неутомимым Игорем Николаевичем Плаксиным. Если перечислять всех – эпитетов не хватит. Между тем каждый из этих выдающихся ученых внес свой весомый вклад в развитие отечественной науки и техники. Мне довелось наблюдать, как молодой инженер Иван Алексеевич Стригин превратился в общепризнанного и непререкаемого руководителя всей цветной металлопромышленности нашей страны. Видел людей во всем их многообразии: подвижников науки и примазывающихся к ней, энтузиастов до гроба и сибаритов от рождения, прокладывающих новые пути и плывущих по течению, никогда не довольствующихся содеянным и греющихся на лучах некогда заработанной славы, баловней судьбы и претерпевающих незаслуженное уничижение. Но охарактеризовать их всех – превыше моих сил и возможностей. Писать же о некоторых, подвизающихся ныне на одном со мной институтском пятачке, попросту не безопасно и чревато последствиями. Пусть же все остается как есть.

Заметки охватывают период с 1900 по 1967 год и лишь черный день десятого апреля вышел за рамки этого отрезка времени; но он не из категории тех о которых я мог бы умолчать – слишком незаслуженно и глубоко нанесенное мне оскорбление. В конце концов описание этого, позорящего наш институт, конфликта – тоже своеобразный показ «людей и дел, и мнений», хотя не тех, которые влияли на мое становление, и не тех, на становление коих влиял я.

Обычно, даже при сложных жизненных перипетиях, я довольно быстро принимаю решения. На сей раз, едва ли не впервые в жизни, терзался несколько месяцев. Сначала хотел немедленно уйти, как говорят, хлопнув дверью. Но мудрость веков учит, что никогда не следует делать того, чего добиваются твои противники. С другой стороны, нелепо отвечать на демарш группки людей – обидой на советскую власть.

Годами многими Борей был мне Зефиром

И бой любой за дело дать я мог.

Не презирайте же за то, что сей плевок

Я залил валерьяною с эфиром.

И я остался на своем посту. И, несмотря ни на что, буду по-прежнему отдавать своему делу и борьбе за него все силы – пока видят глаза и бьется сердце.

1968

Октябрь.