Жизнь. Война

Я уже говорил, что работа над диссертацией не нарушила ритма производственной деятельности. Защита и утверждение  тоже не внесли изменения в мою жизнь: и исследования, и  педагогика шли своим чередом. Занимались молибденом, занимались платиноидами, выезжали в Мончу и Москву.

Был Мюнхен. Шла европейская война капиталистических держав. Мы внимательно следили за нею по газетам. Лондон и Париж не пожелали контакта с Советским Союзом. Молотов ездил в Берлин. Общий тон советской прессы был успокоительный: нас война непосредственно не касается и не коснется.  И мы воспринимали ее как нечто потрясающе важное, но стороннее.

Я в ресторане гостиницы Националь несколько столиков было  занято немцами. Недалеко от меня сидело два немца с дамами. Обед их близился к концу. Немец потребовал “кофе в машьинка.” Официант извинился – “машинки” нет.  Немец побагровел и тоном угрозы процедил сквозь зубы: “есть машьинка, будет машьинка!” Не прошло и десяти минут, как кофе было под­дано в имитирующем самовар никелированом кофейнике со спиртовкой.

В прекрасный солнечный летний день 22 июня 1941 года я безмятежно наслаждался бытием на даче. И только во второй половине дня случайно узнал о подлом нападении немцев на нашу страну.

Я тотчас же уехал в город и с вокзала отправился в институт. Но здесь кроме охраны никого не было.

Следующий день начался с митинга. Принесли первые повестки военкомата. В партком института стали поступать заявления добровольцев и уже через четыре дня это создало базу для формирования добровольческого полка студентов, преподавателей, рабочих и служащих ЛГИ. К концу месяца количество желающих вступить в полк ЛГИ дошло почти до тысячи. Полк был включен в состав народного ополчения.

Однако эхо было только началом формирования добровольческих воинских подразделений из контингентов ЛГИ.

В рамках того же народного ополчения институт сформи­ровал истребительный отряд. Командиром его был назначен Рекк – с Балтийского завода, а комиссаром доцент Петр Димитриевич Трусов (1930) – бывший секретарь парткома лги, талантливейший педагог и научный работник, человек обо­стренной порядочности, высокой культуры и огромного яично­го обаяния, как его часто называли “наша совесть. Отряд ушел в тыл врага в ночь с 14 на 15 июля.

Наряду с истребительным, ЛГИ организовал два партизан­ских отряда. Командира первого отряда Ахата Шагеевича Усманова (1930) я хорошо знал с начала тридцатых годов, когда он возглавлял геофизическую партию института на Коль­ской полуострове. Наделенный сильной волей, большими энер­гией и настойчивостью, рассудительностью и многообразным, жизненным опытом – он пользовался авторитетом у молодежи.

22 августа отряд Усманова отправился в тыл врага.

Командир второго партизанского отряда ЛГИ горный инже­нер-электромеханик Сергей Андреевич Медведев (1935), со­четал те же качества – сильную волю, неукротимую -энергию, личное мужество – о чрезвычайной стремительностью и, ес­ли хотите, даже озорством, которое влекло к нему сердца молодежи. От Сергея можно было ожидать неожиданных дер­зостных решений, но ведь именно на войне это оказывается порой наиболее эффективным.

Не мне повествовать о развитии событий, разве о некото­рых отражениях их в жизни института, запечатлевшихся в памяти. Более подробно и объективно события эти отражены в волнующей статье доцента Ефима Львовича Гороховского “Ленинградский ордена Ленина горный институт в дни великой отечественной войны советского союза”, опубликованной в книге “Ленинградский ордена Ленина горный институт за 30 лет Советской власти.”

Пачками поступали повестки военкомата, них оказались сотрудники Группы Виктор Константинович го­логлазов, Николай образцов, Вячеслав Николаевич Полиевский и другие. На дворе шло обучение бойцов – добровольцев в том числе взрывному делу. Непривычно выглядел в военном об­лачении, изредка забегавший в институт Петр Димитриевич Трусов. В форме флотского офицера я едва узнал, назначен­ного в Севастополь, студента Василия Ивановича Сорокина – замечательного человека и моего большого друга. Я явился в комиссию, отбиравшую добровольцев, но при остроте зрении одна сотая нормального – был отведен. Призванный в армию институтский слесарь – рядовой необученный – бахвалился: мы им покажем – у нас есть бутылочки (Бутылки о зажигательной жидкостью.)!
В институте ввели круглосуточное дежурство партийного актива на казарменном положении. Видимо за невозможностью лучшего использования, маститые профессора проверяла пропуска. Отлично знаний ме­ня профессор Феликс Николаевич  Шклярский, сняв со свойствен вой ему галантностью шляпу, виновато извиняясь попросил предъявить документ – так приказано. Студентки, канцеля­ристки и лаборантки с перекинутыми через плечи противога­зами и медицинскими сумками полновластно хозяйничали на дворах и наблюдательной вышке института. Вначале это каза­лось излишним и, пожалуй, даже несколько комичным, но вско­ре превратилось в настоятельную необходимость. В подвале действовало бомбоубежище. Застав меня во время тревоги на дворе, объявили условно пораженным и, водрузив на носилки, доставили в здравпункт.

Жена, Белла Семеновна, работала тогда в Горном и мы всей семьей – с нашими школьниками десятилетней Галиной и девятилетней Татьяной – ездили каждодневно в институт: вместе было спокойнее.

На специально сооруженном помосте мы демонстрировали термитные зажигалки и приемы борьбы с ними. Это, видимо, оказалось весьма полезным. Факт тот, что когда в сентябре на крыша института упало свыше сотни “зажигалок” – действие их было успешно локализировано местной командой МПВО.

Для паривших в небе заградительных “колбас” требовался водород. Военные власти попросили разработать метод получе­ния водорода из недефицитного сырья. Мы быстро справились с этим используя, по предложению П.П.Порфирова, железные опилки и серную кислоту. Укрупненная установка была собрана за сутки. Какие-то полковники усердно знакомились с нашим

опытом.