Глазами студента

включающая в орбиту внимания автора Петроград – Ленинград – Горный институт, но любопытная, пожалуй, только сверстникам-однокашникам.

На выпускном вечере Арташес Сергеевич Лалаев-Лалаянц сказал: “Образованный человек должен знать немного обо всем и все об одном. Первое вы уже постигли, второе полу­чите в институтах и университетах”.

В те времена существовало две системы приема в высшие учебные заведения: с подачей подлинных документов и кон­курсными экзаменами; с подачей нотариально заверенных ко­пий и конкурсом аттестатов. Каждый абитуриент мог подать заявления в несколько учебных заведений. Так сделали и мы, и начали готовиться к экзаменам – в первую очередь к тео­ретической арифметике, которая в средней школе не препо­давалась.

Однако обстоятельства сложились иначе. Инициативная группа абитуриентов петроградцев составила картотеку всех подавших заявления и установила, что, при устранении ду­блирования, количество претендентов примерно равно коли­честву имеющихся вакансий. Это и понятно: молодежь призыв­ного возраста была в армии, а многие близкие к этому воз­расту, чтобы не служить рядовыми, поступали в школы пра­порщиков и юнкерские училища.

Ознакомившись с данными инициативной группы, Министерст­во народного просвещения решило осуществить в виде исклю­чения прием во все вузы по конкурсу аттестатов. Каждый абитуриент должен был сообщить в какое учебное заведение он желает поступить, а если не пройдет по конкурсу, какие другие вузы приемлемы в качестве замены. Так в I9I7 году все домогавшиеся того стали студентами.

В дни юности я не видел ни одного горно-металлургичес­кого предприятия. В нашем городе не было ни одного горно­го инженера и даже студента горняка. Поэтому я не мог ис­пытывать какое либо особое влечение именно к данной отрас­ли промышленности. Но Горный институт был широко известен как самое “трудное” высшее учебное заведение и это прельсти­ло наиболее сильных учеников нашего выпуска – Владимира Казимировича Гусаковского и меня. Туда наши подлинные до­кументы были направлены с самого начала, там они и остались. Мой “соперник” по реальному училищу Гусаковский отли­чался исключительной талантливостью. За что бы он не брал­ся – все спорилось в его руках. Он без всякого напряжения одолевал преподаваемые дисциплины, музицировал, играл в шахматы, в футбол, на биллиарде и особенно хорошо в префе­ранс и винт. У нас были совершенно одинаковые отметки в аттестате за шесть и в свидетельстве за седьмой класс и по реальному мы разделили первые два места. Справедливость требует однако отметить, что между нами все же была опре­деленная дистанция: я не обладал столь многочисленными та­лантами, да и учеба давалась мне с большим трудом. Это об­стоятельство не помешало нам, одновременно окончив институт, остаться добрыми друзьями почти…

В начале июня Гусаковский первым, на два месяца раньше меня, уехал в Петроград. На вокзале его провожали родные, друзья, знакомые. Наперебой преподносились многочисленные советы, которые Дун, ужасно гордившийся своей студенческой фуражкой, принимал снисходительно и даже несколько ирони­чески. Но когда тронулся поезд, из окна вагона показалась долговязая худая фигура моего друга, взволнованно вопро­шавшего: “Мама! Где в Петрограде парикмахерская?”.

Я не знаю донес ли ветер ответ добрейшей Прасковьи Ва­сильевны, но часто вспоминаю этот эпизод. Таковы были все мы – юнцы, впервые самостоятельно вылетевшие в свет, самоуверены и наивны, полны решимости проложить себе путь к полезной, интересной, содержательной жизни, но с довольно смутным представлением о том, как это сделать и какова должна быть эта жизнь.