Жизнь. От ванадия к молибдену и никелю.

Ленгинцветметская эпопея переместила меня на некоторое время на другую сторону улицы, но ни на один день не порва­ла моей связи с Горным институтом. Этому благоприятствовало то обстоятельство, что К.Ф.Белоглазов, подготовив новый курс “Физико-химические основы обогащения”, поручил мне создать соответствующую лабораторию и организовать студенческий ла­бораторный практикум, первоначально нам предоставили комна­ту в бывшей металлургической лаборатории – ту самую где Ни­колай Пудович некогда читал свои лекции, а летом 1932 года выделили четыре комнаты на втором этаже только что построен­ного большого учебного корпуса. К концу года лаборатория уже пропускала студентов.

Весной 1933 года ко мне приехал мой однокашник по инсти­туту – мы в один день защищали дипломные труды – Андрей Виссарионович Кожевников (1929). работавший тогда в тресте Апатит. Широко образованный! культурный и талантливый инже­нер с быстрой и умной реакцией, свободно владеющий англий­ским языком – он занимался физкультурой, увлекался боксом и, пилотируя гидроплан, летал по озерам Кольского полуостро­ва. Впоследствии, вынужденно оказавшись в Норильске, сумел сначала с помощью бокса поставить на место окружавших его в лагере уголовников, а затем, переквалифицировавшись из ме­таллурга в горняка, постепенно поднялся до положения полу­свободного главного инженера рудника. Однако, когда преврат­ности судьбы для него в основном окончились, он не появился в наших местах, а, по дошедшим слухам, поехал в Степняк и там якобы застрелился.

В те времена о которых я рассказываю Кажевников занимал­ся проблемами цветной металлургии Кольского полуострова. На горе Тахарвумчорр, близ Хибиногорска – нынешнего Кировскагеологи обнаружили молибденитовое оруденение, но сырье ока­залось труднообогатимым, позволяющий получать флотационные концентраты только о двумя-тремя процентами молибдена вместо общепринятых пятидесяти. Металл этот был чрезвычайно нужен, на приобретение его за рубежом расходовалась валюта, и Ан­дрей Виссарионович консультировался о возможных путях и перспективах использования столь необычного, неведомого ми­ровой металлургической практике, сырья.

Такая задача очень прельщала меня, тем более, что про­блема была родственна ванадиевой. Однако Ниисалюминий, при новой своей направленности на легкие металлы, не пожелал возиться с молибденом. Тогда я решил заняться этой работой в Горном институте, благо здесь нами вновь была возрождена хоть и небольшая материальная база.

Как несколько ранее проблема извлечения ванадия из ультра бедных и своеобразных по составу ковшевых шлаков. – пробле­ма извлечения молибдена из ультра бедных и специфичных по своему составу концентратов тоже потребовала много сил и изобретательности. Но, в результате упорных поисков, поло­жение стало постепенно проясняться. А когда, после столкно­вения со Степановым, я вновь целиком оказался в ЛГИ, дирек­тор института Н.В.Грачев имел достаточное основание зафикси­ровать в приказе следующее: “Предлагаю НИС’у использовать инженера Грейвера в первую очередь на ударной работе по из­влечению молибдена из концентратов Тахтарвумчоррского ме­сторождения с тем, чтобы означенная работа была выполнена в полном объеме в наикратчайший срок.” Как увидите далее это доверие было оправдано, хотя путь и оказался более слож­ным, чем представлялось первоначально.

С пятого по девятое сентября 1933 года в Кировске прохо­дило широкое совещание по использованию минеральных рессурсов Кольского полуострова. Съехались представители много­численных научных организаций. И надо сказать, что неделя проведенная в Кировске – тогда небольшом и сплошь деревян­ном городке – запомнилась надолго. Во-первых совещание, по крайней мере внешне, протекало в замечательной творческой обстановке дружбы, взаимного уважения и доверия, что отнюдь не мешало его сугубо деловому характеру. Во-вторых – мудрые хозяева организовали такое бытовое обслуживание приглашен­ных, которое создало полную иллюзию жития при коммунизме, а это тоже порождало соответствующее настроение.

О размахе совещания дает представление его повестка, ох­ватившая, помимо апатито-нефелинового комплекса, проблемы железных руд и пирротинов, цветных металлов, редких элемен­тов, редких земель. На ряду с этим рассматривались вопросы гидрологии, климатологии, растительного и животного мира и ряд других. Были, конечно, и курьезы вроде радостного сообщения сотрудника Академии наук о прочном закреплении рыжих тараканов-прусаков на Кольском полуострове и, в част­ности, на Горной станции Академии Наук. Но, внося оживление, они не меняли очерченной выше общей картины совещания. Ма­териалы совещания в полном объеме – включая тараканов – бы­ли опубликованы в том же году в пятом и шестом сборниках “Хибинские апатиты.”

Конференция проходила на весьма высоком уровне; в отличие от многих нынешних, все вопросы обсуждались с надлежащей обстоятельностью, без ненужной и вредной торопливости. Пред­седательствовал бессменно академик Александр Евгениевич |Ферсман и, видя его во всем блеске, я имел возможность в полной мере оценить поразительную разносторонность этого поистине гениального человека. Он молниеносно воспринимал все новое и интересное, увязывал в единое стройное целое казалось бы разнохарактерные и даже противоречивые фаты. Обобщения его порой граничили с предвидением. Сочетание этих данных с блистательным мастерством публициста-популяризатора казалось непостижимым. А доступность и простота обращения заставляли забывать, что перед вами ученый, стоящий на одной ступени со своим великим учителем Владимиром Ивановичем Вернадским, человек, чье имя широко известно не только от Челекена до Каракумов, от Колы до Монголии, но и во всем мире, чьи научные идеи и труды буду жить в веках.

Насколько помню, проблема Кольского молибдена – докладов девять – слушалась восьмого сентября. Информация об изысканиях в области геологии и обогащения восполнялась сообра­жениями об организации рудника на тахтарвумчорре и технико-экономическим анализом этого месторождения. Общий литера­турный обзор о технологии, применении и экономике молибдена, сделал И.Я.Башилов. Мое же выступление оказалось единствен­ным докладом, посвященным не технологии вообще, а техноло­гии передела данного конкретного вида сырья.

Утром этого дня А.Е.Ферсман и управляющий трестом апатит В.И.Кондриков отправились осматривать вскрытую горной вы­работкой молибденитовую жилу Тахтарвумчорра. Их сопровожда­ли А.В.Кажевников, П.Ф.Семеров, мой однокашник, ныне доцент ЛГИ—Евгений Александрович Салье ( 1930 ) и я. Пришлось удивляться с какой легкостью и уверенностью грузный Ферсман поднимался на гору по крутому склону сплошь состоящему из нагромождения камней; я поспевал за ним только на крыльях самолюбия. Но еще удивительнее, что после осмотра жилы, Ферсман и Кондриков, желая ознакомиться с трассой будущего рудоспуска, двинулись по противоположному еще более крутому склону, запретив нам следовать за ними.

В тот день мы были гостями Горной станции Академии Наук.

Я хорошо помню эту станцию – двухэтажное деревянное здание у ручья и подножья горы. Заседали мы в стильном холле с по­добием хор.

Мой доклад оказался одним из последних. Слушали внима­тельно, задавали вопросы и … перешли к следующему сообще­нию, а у меня осталось ощущение какой-то незавершенности.

Это ощущение начало несколько рассеиваться при конечном резюме Ферсмана, сформулировавшего решения совещания: про­мышленные запасы молибденитовой руды бесспорны; вопросы пе­редела сомнений не вызывают; нужно строить заводскую уста­новку.

И тут, как трубный глас с небес, с хор раздался голос Кондрикова – мы и не подозревали, что на протяжении всего заседания он сидит там в одиночестве, слушая нас. Нужно осо­бо отметить – сказал Василю! Иванович – замечательную рабо­ту Горного института. Именно она-то важнейшее звено, которое позволяет сегодня считать проблему Вольского молибдена ре­шенной в полном ее объеме. Работа эта наглядное свидетель­ство высокой плодотворности дружной кооперированной работы Треста и научных организаций каждого на своем месте, но о единой общей направленностью.

От былой неудовлетворенности у меня не осталось и следа.

Но каково было изумление, когда на следующий день, в крат­ком заключительном слове, посвященном итогам всего совещания, Кондриков вновь обратило» к работе ЛГИ. Привожу эту часть его выступления дословно – оно напечатано в “Хибинских апа­титах.”

“Я хотел бы отметить еще один момент, который выявился ни данном совещании из ряда докладов, в частности, особенно заинтересовавшего нас блестящего доклада, сделанного предста­вителем ЛГИ по технологии переработки наших молибденовых руд. Прежде мы имели то положение, что химики стараются ре­шить задачу только химически и не иначе, обогатители только физическими методами – на столах, флотацией, сортировкой и ни в какой степени не хотят иметь дело с химией. И вот мы встали на путь комбинирования этих двух методов, на путь применения физико-химических методов, и я считаю, что это должно принести нам куда большие результаты, чем искание пу­тей только одним каким-либо методом. Никто в мировой прак­тике не осуществлял переработки молибденовых руд комплексно механическим и химическим способами, а совместная работа на­ших обогатителей и Горного института показала возможность и рентабельность этого дела.”

Выше среднего роста, коренастый, о приятным открытым ли­цом и волевой складкой губ, подлинный самородок с абсолют­ной памятью, богатым воображением, но критическим восприя­тием, решительный и непреклонный | таким остался он в моей памяти.

Я не знаю его прошлого и впервые услышал о Кондрикове, как управляющем одним из Ленинградских банков – строительным или промышленным. Когда Киров предложил ему создать и воз­главить трест Апатит – Кондриков пришел к Ферсману и попро­сил рассказать, что такое апатит и зачем он нужен. А не прош­ло и пары лет, как Александр Евгениевич и Василий Иванович в самом широком плане и, я бы оказал на равных началах, об­суждали насущные Кольские проблемы. Альянс передового уче­ного с неоскудевающим кладезем идей и замечательного в своей самобытности хозяйственника о неукротимой энергией, желез­ной волей, горячим сердцем и холодным аналитическим умом, – этот альянс был исключительно плодотворным.

Есть люди – и их немало – которые вне рамок революции серо, не оставив следа, прожили бы жизнь. Не знаю кем бы стал Кондриков родившись полувеком ранее, но отношу его к рангу Желябовых или Сытиных. В советских условиях под повсе­дневным хозяйственным руководством Кондрикова, выполняющего задание Партии и Советской власти, в невиданно короткий срок была организована апатитовая промышленность Кольского полу­острова и, помимо неоценимого народнохозяйственного значе­ния, это явилось важнейшим общественно-политическим собы­тием того времени. Более того, именно в то время оказались намеченными главные направления и заложены технические основы развития всего края непуганой птицы, со все возрастающей щедростью приносящего нам свои изумительные дара.

И тогда, и теперь, мы, питомцы Горного института, разделяй взгляды своих учителей, одинаково определяет основные поло­жения технологической школы ЛГИ. Существо этой школы сводит­ся к созданию технологических схем:

1. исходя из природы, строения и специфических особен­ностей подлежащего переработке сырья;
2. творчески сочетая методы механического обогащения, пиро,- гидро,- электрометаллургии, технической химии и дру­гих отраслеи науки;
3. обеспечивая комплексное использование всех ценных со­ставляющих сырья при высоком извлечении каждой;
4. проверяя каждое звено технологии экспериментально, а жизнеспособность созданных таким путем рациональных схем в целом по их технико-экономическим показателям.

Кендриков о нашей легкой руки был первым крупным хо­зяйственником, по достоинству оценившим поистине неограни­ченные возможности, открываемые таким подходом исследовате­лей, и высказавшим свое авторитетное мнение широкой ауди­тории.

Похвала Кондрикова была тем более приятна, что среди при­сутствующих было значительное количество питомцев горного института – активных участников выявления и освоения бо­гатств Кольского полуострова.

В первый день совещания Кондриков высказал кредо треста Апатит, которое произвело на меня сильное впечатление. Хи­бины не Рязанская губерния и маленького дела здесь не со­здашь . Без широкого привлечения научных сил проблем бытия Кольского полуострова не решить. Скупиться на науку в этой деле – значит не видеть перспектив.

Из этих высказываний общего характера и докладов по кон­кретным объектам я понял, что Горному институту стоит за­ниматься проблемами Кольскиго полуострова в более широком плане.

Одной из таких проблем, особенно привлекшей мое внимание, оказалась переработка медно-никелевого сырья Монча-тундры.

В докладах бывшего профессора нашего института Владимира Клементиевича Котульского (1903) и других были названы

модно-никелевые месторождения Нюдуайвенч и Сопчуайвенч, а также Кумужья варака оруденение которой считалось тогда мед­ным. Руды были чрезвычайно своеобразны, но вопросами метал­лургического передела их никто еще не занимался, да и обо­гатительные испытания только-только начинались. В Советском Союзе до того времени вопросами металлургического передела медно-никелевого сульфидного сырья в некоторой мере зани­мался только Горный институт, получивший еще в двадцатых годах пробу норильской руды. Представлялось естественный продолжить и развить изыскания Горного института примени­тельно к сырью Монча-тундры. И через несколько дней после окончания совещания я уехал в Ленинград о принципиальной до­говоренностью о многолетнем альянсе и двумя договорами в кар­мане: на укрупненно-лабораторнные исследования по молибдену Тахтарвумчорра и на металлургический передел медно-никеле­вых руд Монча-тундры. Договора эти я подготовил совместно с Кажевниковым, а подписал их Кондратов, подписал внимательно прочитав, что-то посчитав в уме, но не потребовав ничьих вяз. Когда же я выразил по атому поводу свое удовольствие, Василий Иванович рассмеялся: “А почему же вы думаете, что я должен понимать в этих делах меньше моих сотрудников”…

Впоследствии, когда мне не раз приходилось мотаться за подобными визами от стола к столу, я неизменно вспоминал этот эпизод. И до сих пор я убежден, что общепринятая систе­ма перекладывания ответственности на визирующих подчинен­ных – во многих случаях свидетельствует только о немощности.