Жизнь. Наш штаб.

Перечитал несколько последних страниц и ощутил отсутствие многих существенных деталей. В этом отношении историограф, усердно вдыхающий пыль архивных папок, имеет огромные пре­имущества. И, может быть лишь память об отдельных наподдаю­щихся консервация штрихах и эмоциях дает некоторые преиму­щества очевидцу и участнику событий.

Приспособив пустующее здание с большой заводской трубой на пятом дворе института мы создали хам такую же гидроме­таллургическую установку как ранее для ванадия, установили пятиатмосферный паровой котел, смонтировали вращающуюся трубчатую печь с наружным обогревом для обжига молибденовых материалов, выложили плавильные горна я пробирные муфеля для пирометаллургических изысканий. С тек пор и поныне за этим зданием прочно закрепилось наименование – пробирная ла­боратория, а в одном акте, подписанном весьма высокими ли­цами, она даже значится как “пробирочная.” На самом деле в нашем распоряжении оказалась настоящая опытная металлурги­ческая станция.

Но не это было главным. Получив денежные средства и имея все основания рассчитывать, что ассигнования будут носить регулярный характер – я стал комплектовать коллектив иссле­дователей.

Николай Пудович Асеев – pater familias.

Константин Федорович Белоглазов – руководитель исследо­ваний рудного сырья и его обогащения; консультант по всем вопросам металлургии и химии.

Наум Соломонович Грейвер – руководитель работ по гидро­металлургии.

Петр Петрович Порфиром – ученик А.Н.Кузнецова, приятный, подчеркнуло корректный И обходительный, хотя несколько из­балованный жизнью и окружением, молодой ученый, блестящий электрохимик – руководитель работ по электролизу,

Михаил Владимирович Иолко. Да это было большой удачей. Михаил Владимирович, одни из стаи славных – крупнейших ме­таллургом цветником, взращенных Николаем Пудовичем; блестящий знаток пирометаллургии и моего заводского дела, все умеющий делать собственными руками; кумир молодежи, энту­зиаст спорта и сам выдающийся спортсмен; человек огромного личного мужества, участник гражданской войны расстреляний Врангелем – в него было всажено шесть пуль – чудом остав­шийся живым. Главное действующее лицо героической пьесы, написанной уральским драматургом. Во-время Отечествен­ной войны – начальник подвижных мастерских по восстановле­нию подбитых танков в армии Рокассовского. Окончив войну боевым подполковником с грудью покрытой многочисленными орденами и медалями, остался тем же простым, чутким и от­зывчивым товарищем и тотчас же о головой ушел в разрешение новых, порожденных жизнью, сложнейших металлургических проблем. Дружба наша, зародившаяся в студенческие времена, выдержала испытание десятилетий и по-настоящему крепка и нерушима.

Раздвоение личности. В нашей среде к Иолко всегда относились с высокий уважением. Идем мы по набережной Мальчишка, висящий на ступеньке трамвая, машет рукой и кричит: “Мишка, здравствуй! Сегодня будешь?” Михаил Владимирович отвечает на приветствие и, видя мое удивление, поясняет: “Это из яхт-клуба пищевиков.”

Подобрался и остальной персонал – не всегда из специ­алистов, но, почти как правило, из энтузиастов. Можно толь­ко восхищаться их самоотверженным трудом и быстрым техни­ческим ростом. Я, естественно, не могу писать о каждом, но некоторых не могу и обойти молчанием.

К нам из ВАМИ перешла София Михайловна Болонина, уже в те времена квалифицированный исследователь гидрометаллург. Скромная, инициативная, бесконечно преданная делу, София Михайловна не ведала и не стремилась к покою. Она была неизменной участницей всех наших крупных начинаний. Она же самоотверженно вступала со мной в бой каждый раз когда по­лагала, что я допускаю по отношению к кому-нибудь неспра­ведливость или непринципиальность; и бывали случаи, когда мне приходилось уступать. Не будет преувеличением сказать, что на Болотину равнялись многие члены нашего содружества. Многолетнюю совместную работу о Софией Михайловной я счи­таю добрым даром судьбы.

Следующий – Георгий Иванович Федоров – работал в Горном институте газовщиком на газогенераторах. Не помню при ка­ких обстоятельствах он потерял ногу и подлежав увольнению. Само собой разумеется, что человек, на костылях – в метал­лургии не работник. Но я веял Федорова в наш коллектив, а условием, что в определенный срок он освоит протеи. Срок истек. Федоров принес заявление – протее освоить не могу, прощу уволить по собственному желанию, я разорвал это заявление, обругал Жоржа последними сковами и категорически приказал явиться черев месяц без костылей. Приказание было выполнено. И вот уже более тридцати лет Георгий Иванович, несмотря на  искусственную ногу, работает по пирометаллур­гии, чисто выезжает на предприятия и показывает класс работы в заводских условиях. Толковый обязательный, с высокоразвитым чувством ответственности – он пользуется искренним унижением институтского коллектива.

Из Механобра к нам переночевал уже упоминавшийся ранее Павел Владимирович Фалеев – самородок в аналитике, ученик К.Ф.Белоглазова, в равной мере владеющий мастерством тон­кого прецизионного исследования и массовой аналитической работы; ныне он профессор нашего института.

Несколько позднее пришвартовался крупнейший знаток химии в самом широком ее понимании – Юрий Виталиевич Морачевский, изгнанный из института ВСЕГЕИ в результате скло­ки: острие выступления Морачевского были там не по вкусу. Блестящий мастер слова, автор и редактор многих книг по аналитической химии, непререкаемый авторитет в этой об­ласти, впоследствии доктор химических наук, профессор, заместитель директора института Галлургии, заведующий ла­бораторией Института силикатов Академии Наук СССР, заве­дующий одновременно двумя кафедрами Ленинградского уни­верситета – Юрий Виталиевич пришелся у нас очень “ко дво­ру” и до самой войны плодотворно вносил свой больной вклад в коллективный труд нашей группы. Более того, именно в нашем коллективе Юрий Виталиевич обрел вкус к технологии, которой в дальнейшем продолжал заниматься на своих высо­ких постах.

Удачным оказался подбор и прочих соратников. Мария Владимировна Фрейде и Евгений Николаевич Дорогов (погиб во время первой финской войны) прошли школу одной из лучших тогда в Союзе по прецизионному анализу химической лаборатории ВСЕГЕИ. Моя землячка Екатерина Михайловна Михайлова – Бабановская и Ревекка Яковлевна Эпштейн (впоследствии кандидат наук, руководитель химической лаборатории Арктического института) — получили боевое крещение в аналитической лабора­тории Механобра, известной блестящей постановкой массовых определений. Не имевшие опыта химических изысканий инженер Лидия Федоровна Поручикова (       ) и Евдокия Александров­

на Ольберт – под руководством Морачевского быстро нашли свое место в нашем коллективе. Моим любимцем оказался Евгений Hиколаевич Босаков – молодой талантливый инициативный исследо­ватель, неутомимый экспериментатор, прекрасный товарищ с ве­селым нравом и тонким юмором; трудно было представить себе, что он серьезно болен туберкулезом. Систематически помогал нам А .С «Кривич. Отлично трудились наши студенты Герман Ва­сильевич Васильев, А.Ф.Аникин, В.А.Рыбаков (впоследствии заместитель директора Института абразивов и шлифования), Кузовлев, Мария Васильевна Тащинина и другие. Над Тащининой – блестящим химиком – мы посмеивались фотографируя ее “для масштаба у наших установок° оня^: она была малого роста. Судьба подарила нам прекрасного механика на все руки Федора Богдановича Богданова – в прошлом заводского мастера. С ним мы на протяжении ряда лет вели своеобразную игру – по пятаку за рационализаторское предложение. В конце каждого месяца производили расчет и один из соревнующих получал от другого соответствующую мзду: обычно десять – тридцать копеек. Сумма была совершенно ничтожной, но игра – по настоящему увлекательной, даже азартной и, представьте, плодотворной.